В Ту би-шват, праздник деревьев, состоялось первое заседание парламента новопровозглашенного еврейского государства, и поэтому Ту би-шват принято считать днём рождения Кнессета. В этот день по традиции сажают деревья и депутатов. Это шутка, а если серьезно – когда лет 10 назад с каким-то непонятным саморазрушительным энтузиазмом депутаты продвигали закон о повышении электорального барьера с двух мандатов до четырех, я призывал не совершать этой ужасной ошибки, предсказывал, что когда фракций в парламенте будет меньше, один человек сможет держать всю страну в заложниках, выдвигая невыполнимые требования.
Мои прогнозы, к огромному моему же сожалению, оправдались, в стране вот уже год – конституционный кризис. Именно из-за высокого электорального барьера. Но и я не смог предвидеть еще одного страшного последствия того судьбоносного, как мы теперь понимаем, изменения. Из-за повышения барьера депутаты становятся менее преданными своим же провозглашенным идеям и принципам, а Кнессет в целом становится менее нравственным.
Об этом свидетельствуют процессы, происходившие в минувшую неделю – за несколько дней до окончания срока подачи партийных списков в Центральную избирательную комиссию. Политики, желая быть избранными в Кнессет и не имея возможности создать партию, могущую набрать необходимые 4 мандата, пошли на предательство своих же принципов, своей же программы. Они заключали союзы с партиями, являющимися их антагонистами, противниками их идей.
Так, партия Авода, которая еще недавно гордо носила название Сионистский лагерь, состыковалась, убоящася электорального барьера, с партией МЕРЕЦ, члены которой – типичные пост-сионисты, поклоняющиеся могиле Арафата. Партия Гешер далекой от поклонников Арафата Орли Леви по той же причине сначала создала союз с партией Авода, а теперь – с МЕРЕЦ.
Менее всего повезло лидеру ультраправых Итамару Бен-Гвиру. Сначала он гордо заявлял, что ни за какие коврижки не предаст своих идеалов и не снимет портрет убийцы над своим диваном в салоне квартиры. В последнюю минуту он все же отрекся от своего кумира – но его жертву не приняли, оставили за бортом сколоченной на скорую руку большой проходной правой партии. В которой тоже собрались люди, имеющие несовместимые взгляды на ряд важных для страны вопросов.
И при этом политики цинично объяснили раскрывшему в удивлении рот народу, что поступают так ради высших идеалов: это чисто формальный, втолковывали они наивному избирателю, союз, вот пройдем барьер с помощью партии-антагониста, а в Кнессете дистанцируемся от них, будем отстаивать свои принципы, продвигать свою программу.
А избирателей почему-то не смущает, что программа партии, за которую они голосуют, противоречит программе той партии, в союзе с которой их любимцы идут в парламент, которой помогают преодолеть барьер, и которая приложит все усилия, чтобы помешать ей продвигать свою, чуждую ей, программу.
Откуда я это знаю, что не смущает? Опросы после таких союзов продемонстрировали прежнюю преданность электората своим политикам. Один из таких комбинаторов объясняет свой союз с политическим оппонентом так: “Чтобы избежать потерю голосов”. Нет никакой потери голосов! Если ты не набираешь достаточно голосов – это значит, что народ не хочет тебя в парламенте! А хочет другого, кто набирает.
Дорогие депутаты, вы считаете, что электоральный барьер слишком высок? Так не на хитрости нужно пускаться, обходя вами же принятый закон, посмеиваясь над менее изворотливыми, которые этому закону послушны! Нужно снизить барьер до разумного. В таком случае я с вами соглашусь. Потому что считаю, что 80 тысяч сторонников Итамара Бен-Гвира(2 мандата) имеют полное право быть представленными в Кнессете. И неважно, что лично мне ни он, ни его сторонники не по вкусу.
Левая активистка Став Шафир тоже пала жертвой барьера: создав свою партию, она вполне могла бы набрать два мандата (не забываем, что на недавних выборах председателя Аводы она пришла второй) – но два мандата при нынешнем порядке равны нулю. Скажут: какой толк быть в Кнессете представителем мизерной фракции в два мандата? Не говорите. Мы видели, как весной 2019 года правому лагерю не хватило всего одного мандата, чтобы сформировать правительство.
Но это не всё. Когда я пишу, что нужно опустить барьер до одного мандата, я исхожу из понимания, что и один в Кнессет – воин. Ярким примером того, насколько полезной для работы парламента, и в результате – для страны, является деятельность Став Шафир. Да, одиозная фигура. Крикливая, пассионарная. Ее программа построения социализма в Израиле мне совершенно чужда, опасна для страны. И хорошо, что она не стала членом коалиции и не получила из-за своей популярности среди молодежи какой-нибудь важный портфель. Могла бы наломать дров. Но Став Шафир незаменима в оппозиции. Ее крикливость и пассионарность сослужили хорошую службу всем нам. Нужен в парламенте такой человек без тормозов, который каждый день вопит, что депутаты от коалиции, используя свое большинство в финансовой комиссии, грабят казну, раздавая миллиарды своим.
О, сколько раз мы слышали в последние годы председателей этой комиссии, после криков Став Шафир смиренно разъяснявших народу по радио и телеканалам каждый пункт своего решения: кому, сколько, по какому закону, по какому правилу эти миллиарды и сотни миллионов переводятся! И я каждый раз мысленно благодарил Став Шафир, желая ей еще много лет служить народу в оппозиции. На то и Став Шафир в парламенте, чтобы караси не дремали.
Да, скандалистку почти всегда выводили за руки из помещения, но председатель комиссии от коалиции знает, что за каждым его шагом, за каждым переводом следят зоркие глаза Став Шафир, и не посмеет втихую, в обход процедуры утвердить перевод, который потом окажется незаконным, нарушающим установленные правила.
Мне нередко возражают: Если барьер будет в 1 мандат, то в Кнессете мы получим 120 фракций. Это ничем не обоснованное утверждение. По этой логике, если барьер равен двум мандатам, то в Кнессете окажется 60 фракций, а если четырем мандатам – то 30 фракций. Разве сейчас в нашем Кнессете 30 фракций? И разве 20 лет назад, когда барьер был 2 мандата, было 60 фракций? И самое главное – 40 лет назад барьер был именно 1 мандат – и в Кнессете не было 120 фракций. И вскоре после повышения 40 лет назад барьера впервые не удалось сформировать коалицию единомышленников – пришлось создавать правительство национального единства. А после повышения до 4 мандатов дважды подряд не удается сделать даже это.
Не кандидаты разбирают себе мандаты, а их распределяет народ, отдавая голоса тем, кто им близок по своей программе. Сейчас многие не идут голосовать, потому что не видят близкой себе партии – значит, снижение барьера и появление новых партий повысит активность населения в день выборов.
Мы получим еще один позитивный эффект; руководители крупных партий сейчас стараются подобрать себе в списки послушных, бесцветных марионеток, отталкивая близких по идеологии, но талантливых, самостоятельных, рассуждая так: Все равно этот строптивец не пройдет электоральный барьер. Но зная, что “строптивец” может оказаться в Кнессете и без его помощи – предпочтет включить его в свой список на реальное место, чтобы сторонники этого человека проголосовали бы за их общую партию. Это повысит и качество работы Кнессета в целом.
Из-за дурацкого (если не сказать – преступного) повышения электорального барьера парламент стал менее независимым: депутаты отданы на милость вождей проходящих высокий барьер партий, в которых не предусмотрен праймериз. Попробуй сделать замечание вождю, не согласиться хоть с чем-нибудь, не говоря уже о независимом голосовании в комиссии или на пленарном заседании – он тебя к следующим выборам просто вычеркнет из списка, и все. Через неделю о тебе все забудут. Каким бы ты ни был умным, энергичным, порядочным – 4 мандата, 160 тысяч голосов – это планка очень высока, чтобы идти на выборы отдельным списком. Нужны большие деньги, нужна поддержка в СМИ – а СМИ у нас, вы знаете кого поддерживают. Опять выходит: хочешь попасть в Кнессет – откажись от самостоятельности.
При низком электоральном барьере в Кнессете была бы еще одна “русская” партия – понятно же, что так называемая “русская” улица не однородна. Есть на этой широкой улице и такие, что не хотят голосовать за общеизраильские партии, но и не идентифицируют себя с единственно выжившей “русской” НДИ и ее лидером.
Неоднороден и арабский сектор – там есть коммунисты-атеисты, есть религиозные фундаменталисты, есть даже “сионисты”, которым выгодно экономическое сотрудничество с сильным Израилем. Каждый такой подсектор имеет право голосовать за партию, представляющую именно его интересы. Но вынужден отдавать голос за Объединенную, в которой, мы понимаем, верховодят горлопаны с броскими популистскими лозунгами, вредящими тем, кто за их общий список проголосовал, не имея альтернативы.
Высокий электоральный барьер, провозглашенная задача которого – не допустить в парламент тех, за кем нет большой группы населения, на деле достигает обратной цели. Он превратился в фикцию. Те, кого поддерживает, может, сотня-другая избирателей, половина из которых – его родственники, проявив пронырливость и гибкость, вполне могут очутиться в Кнессете, пропав в списки больших партий. Политики с несколькими тысячами сторонников, заключив временный формальный союз с другой маргинальной партией, но побольше (порознь они не попали бы в Кнессет) – тоже попадут в Кнессет. А принципиальный политик, за которым стоят десятки тысяч, оказывается за бортом.
(Забавный а-парт: прозвучит как анекдот, но это чистая правда: за кандидата в мэры одного из провинциальных южных городов бросили всего 5 бюллетеней. Потом этот незадачливый кандидат сказал: У меня в семье право голоса имеют вдвое больше человек!)
Несмотря на все вышесказанное, наш парламент – одна из ветвей власти, и при всех своих недостатках как-то пытается защитить нас от массового заключения в концлагеря за лайк, поставленный не той публикации в социальной сети.
Поэтому – без опасений ставьте мне лайк, и вместе поздравим Кнессет со скорым Днем рождения. Будем надеяться, что на этот раз после выборов в него попадут самые достойные.
Юрий Моор-Мурадов
