Хамза не был первым письменным узбекским драматургом, как утверждалось советскими литературоведами, более того, вряд ли был «зачинателем социалистического реализма». Хамза прошел хорошую культурную и теоретическую подготовку, как зритель и как драматург. М.Рахматов в книге «Узбекский театр с древнейших времен до 1917 года» описывает театральную школу Бидиёршума в конце ХШУ века, в которой «… обучение шло 9 лет: 2 года преподавали мимику и жесты, еще два года – искусство слова и постановку голоса, 4 года – музыку и танец, еще год-этику» (Рахматов,1981,с.234).
Это сведение заставляет задуматься над легковесным утверждением некоторых знатоков об игре, как простой импровизации узбекских маскарабозов. История сохранила имена выдающихся актеров и создателей комедий Коканда. Это Мулла Хашим, Ашик-кызык, Башир-кызык, а также Саади-максум, который передаст управление труппой своему талантливому ученику Юсуфу-кызыку. Появление драматических трупп русского театра в Туркестане в эти годы с классическим репертуаром (от Шекспира до Горького) было мощным стимулом для развития узбекской новой драматургии.
В 1910 году в январском номере газеты «Туркестон вилояти газетаси» появилась заметка: «… в скором времени в Ташкенте откроется театр, то есть мусульманское общество любителей “играющих на сцене”. Это общество будет показывать мусульманские пьесы» (Рахматов,1981,с.270).
Первая любительская театральная труппа уже в 1913 году в Самарканде принялась за постановку пьесы «Отцеубийца» М. Бехбуди. И сегодня в городе сохранилось это прекрасное здание напротив сквера, в котором 15 января 1914 года со сцены герой-интеллигент (роль его исполнял сам М.Бехбуди) произнесет девиз джадидов: «Сейчас новые времена. Нам, мусульманам, нужны два вида знаний. Первое знание – религия. Второе – современные светские науки».
Затем будут поставлены такие же просветительские сочинения: пьеса учителя новометодной школы Х. Шакрулло «Угнетенная жена», драма Кадратулло «Той». Работали татарские и азербайджанские театральные труппы со своим репертуаром. Все это уничтожает голословные утверждения: Хамза был первым письменным драматургом.
Нет литературных «Маугли», вне фундаментальных знаний, широкого культурного кругозора. Малик Каюмов, прошедший мощную школу вхождения в профессию, пишет: «… став Секретарем союза кинематографистов, первое, что я стараюсь делать, – как можно больше наших ребят посылать учиться в Москву, Ленинград. Они должны пройти там не только курс наук, они должны пройти курсы культуры профессии».
Хамза был тем творчески одаренным человеком, который улавливал такие драматургические ньюансы, такие новаторские нотки в постановке даже «плакатной» пьесы, что они становились значимыми в его собственных произведениях. Он овладел культурой профессионального драматурга и режиссера, понимающего значение самого пространства сцены, ремарок, мизансцен, функции декораций, значимости жеста и интонации актера и т.д. Хамза, через всю драматургию которого проходит тема угнетенной женщины, понимал, что без самой Женщины на сцене, без ее трепетного голоса и дыхания не будет правды.
В 1915 году со своими друзьями-единомышленниками он ставит пьесу «Отравленная жизнью», где роль Марьям сыграл Махмуд Тараша. Это был пока робкий шаг в изображении протестующей против своего положения женщины, но Хамзе необходим был прыжок через пропасть, чтобы вывести на сцену ЖЕНЩИНУ-артистку. В узбекской драматургии начала ХХ века было много проходных женских персонажей, Бехбуди даже вывел на сцену проститутку Лизу (вот уж отыгрался мужчина на сцене в создании шаржа на оскорбительницу нравов).
В социальной драме «Бай и батрак» много женских ролей, которые в 1917 году исполняли всё же молодые парни. Но уже в ремарках драматург предвкушает пластику женщины на сцене, значимость деталей для создания внешнего рисунка роли Ханзаде: «Ее бесчисленные косички в беспорядке. На ней атласное платье, из бухарской парчи, безрукавка сверху и по краям обшита золотым галуном. Много драгоценностей. На лбу челка, на щеках волосы заложены завитками». Вряд ли даже талантливому молодому актеру кажется столь важной данная ремарка. А вот Хамза как бы предвкушал, что будущая исполнительница роли Ханзаде холеным пальчиком будет поправлять этот тщательно продуманный перед зеркалом элемент женского кокетства и моды.
Текст пьесы «Бай и батрак» современным сценаристам сериалов – просто мощный фундамент для создания 17-ти серий, когда каждый сценарный ход можно развернуть, каждую сцену дать крупным планом и т.д. Текст «Бая и батрака» напоминает кокон, который при умелом обращении становится бесконечной шелковой нитью. Может это и есть определение классики?
На фоне почти бесцветных Гульбахор и Джамили (красавицы, жертвы произвола) циничная и находчивая злодейка Ханзаде и сегодня интересна глубоким, объемным рисунком роли, богатством интонаций, той пластикой красивой и коварной женщины, которая знает себе цену. С одной стороны, Хамза делает героями пьесы традиционный набор персонажей: самодур бай, его ханжа мать, батрак с красавицей женой, мулла и тысячник. Но с другой, появляется батрак Холмат – этакий восточный Дон-Жуан, «слуга двух господ», беспринципный, пластичный и хитрый, умеющий отлично устраиваться даже при невысоком статусе батрака. Его поведенческий рисунок позволяет вне авторских ремарок представить себе всю подноготную этого настоящего представителя «сильной половины человечества»: крепкого, статного, фактурного.
Сценка с Холматом вообще кинематографична, сделана с такой снайперской художественной точностью попадания в «десяткук» зрительского вовлечения. Как бы сегодня сказали, в диалоге с залом. Итак, батрак Хальман, посланный баем Салихбаем с поручением на женскую часть дома, кричит: «Кто тут есть? Хозяйки!»
Подобное нейтральное обращение – есть соблюдение национального этикета. Ханзаде, услышав знакомый голос любовника, выходит из комнаты, прикрывая с одной стороны лицо платком: «Кто там?». Если бы кричал кто-то незнакомый, она, сестра мингбаши Кадыркула, и не пошевелилась: ведь не служанка, в доме есть кому бежать. Не нарушая логику национальных характеров и правил гендерных коммуникаций, Хамза создает сценку настоящего свидания Ханзоды и Холмата.
Драматург выписывает для этой «сладкой парочки» такие узнаваемые переливы интонации, что позволяет актерам говорить трафаретные фразы, но особого смысла. Это и есть тот подтекст, который выдает в драматурге настоящего актера, понимающего законы сцены. Холмат как бы на «автопилоте» бубнит то, что хочет услышать любая влюбленная женщина, внимая только голосу: «Если бы на вашем лице было 70 покрывал, и вы приподняли хотя бы одно из них, от вашей красоты стало бы так светло, что кустари в 32 мастерских могли бы работать без огня». Понятно, что это заготовленная фраза, понятно, что Халмат пользуется «этим полуфабрикатом» ситуативно и не раз. Умеет шутить: «Он уснет быстрее, чем старуха может персик разжевать». Может импровизировать: «Жил-был когда-то бай Салихбай». В любой момент способен поменять интонацию на послушно-скромную. Всегда должен почувствовать, кого сыграть сейчас: покорного слугу, посыльного, влюбленного и т.д.
В пьесе «Бай и батрак » даже традиционный образ ханжи, матери Салихбая Хаджианы, сделан мастерски, по принципу «Королеву играет свита». Палитра ее настроения – обширна даже в рамках одной сцены: от гневных проповедей, до ругани невесток и мгновенного переключения на роль жертвы перед сыном. Причем, актриса, «ее играющая», должна уметь переключаться мгновенно, чтобы весь монолог не был смешной пародией: «Поеду к Шакир-джану (рыдает). Отправь меня к нему. Я боюсь невесток. Отравят, убьют…(плачет)» Тональность ремарок позволяет почувствовать игру, то, что придумывается на ходу. Эта градация «отравят, убьют» как бы пугает саму Хаджиану. Слова сына (всех прогоню) успокаивают старуху. Драматург подчеркивает это ремаркой – «радостно улыбается».
Представляется, что характер таких пластичных героинь, которые могут быть сыграны только женщинами с их подвижной психикой, эволюционировали в драматургии Хамзы в синтетический образ Майсары из комедии с таким знаковым названием «Проделки Майсары» 1928 г. В русском переводе найдено точное слово – «проделки». Сюжет трагикомический, основанный на фольклорных мотивах, с узнаваемыми по амплуа персонажами. Принцип великого грека Софокла «Важно не что происходит, а как происходит» реализован Хамзой в этой комедии в полной мере. Главный персонаж – тетушка Майсара, веселая и находчивая вдовушка с таким мощным жизненным потенциалом, зарядом оптимизма, фонтанирующая идеями.
Хамза создал образ свободной и поэтому великолепной во всех отношениях женщины, способной поставить старого сластолюбца в нелепое положение. Майсара просчитывает такие многоходовые ситуации во имя спасения «своих детей», что зритель, хохоча, понимает: эта чертовка умеет мстить всем мужчинам за обиды и унижения, она «крутит» ими, как хочет. Спрятанные в хлеву, в шкуре коровы и барана, сильные мира сего унижены простой и веселой женщиной Майсарой. А она победно смеется, умеет громко хохотать над своей бедностью, над нелепостями мироздания. Майсара тепло улыбается, что помогла своим «влюбленным птенчикам».
Хамза создал на узбекской сцене образ свободной, остроумной, находчивой и очень нежной в душе женщины с нерастраченным потенциалом любви. Именно Майсара – этот полнокровный образ, соответствующий метафоре «В ее душе звенит струна». А песню, звучание струне подарил только в 1958 году талантливый знаток узбекской национальной музыки композитор С.А.Юдаков, создав мюзикл. Думаю, что музыка, песни были тем гармоничным дополнением к образу, аккомпанировали всем «проделкам» веселой и свободной Майсары. Музыка Сулеймана Юдакова словно прибавила красок к комедии Хамзы, как шелковое полотно в руках умелого мастера превращается в неповторимый рисунок хан-атласа.
Хамза – это бренд? Несомненно!
Татьяна НИЯЗОВА, кандидат филологических наук,
Узбекистан
«The Bukharian Times»
