Семейную пару Хаси и Файвиша Генкиных на Махале знали хорошо и любили. Реб Файвиш в ашкеназской синагоге во дворе Гумбаз соорудил вокруг бимы что-то вроде шкафа, в котором под замком хранил свои сокровища – сидуры, талитот, тфилин, талит катан, мезузот, всё, что приносили в синагогу евреи от умерших и уезжавших и раздавали кому надо.Хася была смотрительницей в подпольной миквэ на Худжуме. Она строго следила за календарем женщин, особенно бухарских, чтобы соблюдали закон чистоты еврейской семьи. Она могла разрешить себе подойти к мужчине и потребовать не приставать к жене в запрещенные дни.
Ниже привожу рассказ моего двоюродного брата Мордехая Горелика, который рассказывает о своей дружбе с реб Файвишем. Р. Мордехай Горелик, отмечал бар-мицву 4-го швата 5717 года (1957). Они жили в Самарканде, в Узбекистане. Фарбренген в честь бар-мицвы устроили в гостиной их дома. К счастью моего тестя, его отец, р. Мендл Горелик уже вернулся домой после долгих десяти лет, проведенных в советском концлагере, и мог принять участие в праздновании бар-мицвы своего сына.
Спустился вечер, и вот заходит первый гость – р. Файвиш Генкин. Файвиш был простым евреем во всех смыслах. На голове кепка, борода обрамляет лицо… И это в то время, когда большинство хасидов боялись отпускать бороду. Но р. Файвиш – простой еврей, который не задает вопросов. Когда нужно было тайком выпекать мацу, он был тем, кто занимался жатвой и помолом зерна. У него были золотые руки, и он всё делал сам, не привлекая чужих людей, которым не надо было знать про пекарню. И еще одним важным делом он занимался: в подвале дома одной бухарско-еврейской семьи на улице Худжумской была миквэ, и р. Файвиш отвечал за ее работу. Он заботился о том, чтобы там было чисто и тепло, и чтобы ни один мужчина, каким бы важным и благочестивым он ни был, не заходил туда.
И вот, р. Файвиш приходит первым в дом Гореликов, подходит к виновнику торжества и говорит:
– Мотька, ты был сегодня в миквэ?
– Какая миквэ? – отвечает Мордехай. – Мороз на дворе, невозможно в такую погоду окунаться в реке!
– Идем со мной, быстро! Только никому ничего не говори, даже маме и папе. Мы мигом обернемся, никто ничего не заметит.
В темноте, по снегу пробирались эти двое, Файвиш Генкин и Мотька Горелик. Первый – старый хасид, сумевший соблюдать заповеди, будучи солдатом во время Первой мировой войны, и второй – подросток, только отмечающий бар-мицву.
– Слушай, Мотька! Ты сейчас отмечаешь бар-мицву, помни, что ты еврей, соблюдай Тору и заповеди, которые ты сейчас обязуешься выполнять. Никого и ничего не бойся, мы – солдаты Всевышнего!
Миквэ была теплой. Файвиш ждал на улице. Мордехай быстро окунулся, и они вернулись домой. Никто не обратил внимания, как они ушли и как вернулись.
Прошли годы, Мотька стал р. Мордехаем Гореликом, одним из наиболее уважаемых хасидов в квартале Нахлат-Ѓар-Хабад в городе Кирьят-Малахи. Файвиш тоже репатриировался в Страну Израиля, один. Его жена Хася скончалась в Самарканде, детей у них не было.
Это произошло в понедельник, 1-го тевета 5741 года (1981). Р. Файвиш вел утреннюю молитву в хабадской синагоге, это была годовщина смерти его отца, р. Эфраима. Внезапно, во время повторения молитвы р. Файвиш упал и умер на месте. Р. Мордехай Горелик молился в том же миньяне, он услышал, как р. Файвиш произнес: “Ты свят, и имя Твое свято”, раздался звук падения, и р. Файвиш упал и умер.
Погодите, это еще не всё.
В тот же день р. Мордехай стоял вместе с многочисленными другими евреями в иерусалимском зале похорон “Шамгар” в ожидании окончания подготовки тела к похоронам, чтобы проводить р. Файвиша в последний путь. Внезапно к ним вышел один из сотрудников похоронного агентства и, обведя глазами незнакомых ему людей, вопрошающим тоном произнес:
– Миквэ, миквэ?
– Миквэ, миквэ! – тут же отозвался р. Мордехай.
Оказалось, что за окунание тела умершего в воды миквэ полагалась отдельная оплата, и сотрудник похоронного агентства, зная, что у умершего нет родственников, обратился к собравшимся: кто из них готов заплатить?
И да, был тут человек, который хотел заплатить. Тот самый человек, который, услышав слова “миквэ, миквэ”, мысленно вернулся в ту холодную самаркандскую ночь 1957 года и вернул р. Файвишу миквэ за ту миквэ.