Я бросил работу в хайтеке

Процветающий хайтекист Ариэль Грейзас неожиданно для всех уволился – и теперь решил объяснить причину. Утром я раздумывал, ехать ли мне в офис или работать из дома. В итоге решил ехать, так как хотел встретиться с несколькими коллегами. В полдень мы пошли с коллегой на обед, который я испортил своим нытьем: как же я устал от этой работы, как мне все обрыдло. Еще через два часа я отправил сообщение жене: “Я увольняюсь, надеюсь, ты не станешь возражать?” Она ответила: нет. Это не стало для нее сюрпризом, поскольку мы обсуждали подобный вариант в течение нескольких последних месяцев. Мне просто не хватало смелости сделать этот шаг – тем более, что у меня не было никакой альтернативы. “Мы справимся, – успокоила меня жена. – Все будет в порядке”.

Я дождался начальницы и попросил ее о беседе с глазу на глаз. Еще через две недели я принес на работу торт и простился с коллегами. С тех пор я сижу дома – вот уже целый год.

Поколение X

В октябре мне исполнится 48 лет. Я принадлежу к поколению X, к тем, кто родился между 1965 и 1980 годами. О проблемах этого поколения сегодня почти не говорят – особенно по сравнению с миллениалами (поколение Y) или поколением Z. Никого больше не интересуют люди нашего поколения. Никто не задается вопросом, что мы сделали не так. А мы действительно многое сделали не так.

Правда, в отличие от тех, кто родился после нас, нашему поколению повезло. Мы приступили к работе в те благословенные времена, когда еще можно было купить жилье по приемлемой цене и отложить деньги с более или менее приличной зарплаты. Поэтому мы не находимся в столь отчаянной финансовой ситуации, как нынешняя молодежь. Но в своих представлениях о жизни мы так и не смогли преодолеть привитую нам родителями идею, что работать следует всю жизнь, начинать трудовой путь нужно как можно раньше и тянуть лямку до выхода на пенсию. Наши дети, к счастью, уже понимают, что работа должна быть средством, а не целью.

Уроки марафона

Лет десять назад я неплохо бегал и даже пробежал несколько марафонских дистанций. Каждому марафонцу известно – нельзя начинать забег на большой скорости. Перед соревнованием, после периода интенсивных тренировок, полагается отдыхать 2-3 недели. Поэтому вначале кажется, что у тебя много сил и энергии. Возникает искушение увеличить темп сверх того, что запланировано заранее. Однако расплата за эту ошибку приходит во второй части забега. Если вам кажется, что на последнем этапе вам удастся взять нужный темп, вы глубоко заблуждаетесь. К этому моменту вы уже израсходовали свои ресурсы, и у вас не осталось сил для финального рывка.

Это именно то, что я чувствовал, увольняясь с работы. Я был измотан до предела. В первой половине своей взрослой жизни я тратил все силы на учебу и работу. Я начал учиться уже через 5 месяцев после окончания службы в армии, а к работе приступил, будучи студентом второго курса. Никаких путешествий по дальним странам после армии, никаких передышек посреди карьеры. В итоге я оказался выжат, как лимон.

Когда я бежал свой первый марафон, участников сопровождали пейсмейкеры, профессиональные бегуны, которые задают темп в зависимости от сложности маршрута. Я решил следовать за одним из них и вскоре обнаружил, что у него довольно странная, как мне показалось, тактика забега. Полчаса он бежал быстрее, чем я планировал, затем в течение 5 минут переключался на медленный темп, почти ходьбу, и снова возвращался к прежней скорости. Я никак не мог понять, зачем он это делает – если уж ты придерживаешься определенного темпа, для чего останавливаться, а затем вновь ускорять бег. Я привык бежать, не сбавляя скорости.

Лишь теперь я понимаю логику этого метода – не только в спорте, но и в жизни. Когда я сообщил об увольнении, моя 30-летняя коллега призналась, что попросила двухмесячный неоплачиваемый отпуск, поскольку поняла, что не в состоянии продолжать в том же ритме после двух лет работы в компании. Я проработал в этой сфере 20 лет и ни разу не отдыхал больше месяца. Я вообще не был знаком с этой идеей – прервать гонку и отдохнуть.

Как ни странно, с этой концепцией было хорошо знакомо старшее поколение. Во времена моего детства магазины закрывались в полдень, и люди шли отдыхать, чтобы вернуться к работе через несколько часов. Жена рассказывает, что ее отец-фармацевт приходил домой посреди дня, обедал, спал часок-другой и возвращался в аптеку. У израильских учителей, объединенных в такие “старомодные” организации, как профсоюзы, есть законный перерыв в работе, длящийся целый год – шабатон. Раз в 7 лет учитель имеет право взять длительный отпуск, чтобы узнать что-то новое в своей профессии, наверстать упущенное и просто отдохнуть. Раньше в обществе присутствовало понимание, что человек выгорает, ему необходим отдых. Сегодня мы работаем ежедневно с утра до вечера на пределе сил и возможностей.

Ничегонеделаниенепростая задача

И все-таки первые дни, и недели без работы оказались для меня достаточно тяжелыми. Возможно, из-за того, что я привык работать без остановки. Выяснилось, что ничегонеделание – весьма непростая задача. Разумеется, было немало разных дел по дому, связанных с детьми, но в те часы, когда делать было нечего, я чувствовал себя потерянным. Казалось бы, столько свободного времени, делай, что хочешь – читай книги, смотри сериалы, ходи на пляж или просто сиди в соцсетях. Но для таких, как я, подобная свобода поначалу кажется настоящим кошмаром.

Я воспользовался методикой безработного героя книги британского писателя Ника Хорнби “Мой мальчик”, который делит свой день на получасовые отрезки, чтобы убить время. Полчаса я смотрел сериал, полчаса гулял с собакой, полчаса убирал квартиру, полчаса готовил еду для детей. Время стало идти быстрее, и я почувствовал, что нашел прекрасный способ упорядочить свой день. Но бывали дни, когда мне действительно было нечего делать, и тогда под вечер я чувствовал пустоту.

Ты тот, чем ты занимаешься

Долгие годы моя самоидентификация основывалась на том, что я делаю. И это не случайно. Не только родители учили нас тому, что работа – и есть наша жизнь. Весь окружающий мир устроен подобным образом. Особенно в хайтеке, который хочет, чтобы на работе вы чувствовали себя как дома. Зачем вам дом, когда на работе у вас буквально все есть: уютная кухня, обильная и вкусная еда. Некоторые компании, например Intel, где я провел 13 лет, предоставляют вам тренажерный зал и даже услуги прачечной. Многие хайтек-фирмы называют себя “семьями”. Во всяком случае до тех пор, пока им не приходится сокращать персонал и совсем не по-семейному избавляться от сотрудников.

Для многих из нас работа превратилась в место, где происходит все самое важное в нашей жизни – учеба, саморазвитие, общение с приятелями. Даже если у вас есть увлечения вне работы, семья, вы по-прежнему идентифицируете себя через свою профессиональную деятельность.

Перед увольнением я достиг пика своих профессиональных возможностей – это был результат многолетнего упорного труда. Я действительно был хорош в том, что я делал. И вдруг все это осталось позади. Нужно было найти способ заполнить свободное время. И, что важнее, найти новый смысл существования.

Новый смысл жизни

У меня ушло почти полгода на то, чтобы найти смысл жизни вне работы. Вначале я был уверен, что быстро пойму, чем хочу заниматься. Когда же этого не случилось, я начал испытывать стресс. Мы поехали в отпуск в Шотландию, который планировали задолго до моего увольнения, но я не получал удовольствия от путешествия. Мне было ясно, что после праздников я вернусь к прежней профессии – на сей раз в качестве фрилансера. Но этого не произошло, потому что у меня по-прежнему не было сил.

Прошло 2 месяца после увольнения – я получал предложения о работе, долго тянул с ответом, пока наконец не осознал, что застрял между прошлым и будущим и не могу вырваться из заколдованного круга. Понадобилось еще 2 месяца, прежде чем я смог окончательно понять, что эта часть моей биографии завершена. Я стал называть себя “бывшим хайтекистом”, перестал думать о том, что мне делать дальше и начал наслаждаться моментом.

Лишь спустя 7 месяцев после увольнения я начал получать полагавшееся мне пособие по безработице. Я долго не решался, так как боялся самого слова “безработный”. В израильском обществе это слово имеет отрицательный оттенок и означает того, кто сидит на шее у налогоплательщиков. Словно я не платил исправно в течение 20 лет довольно большие суммы на национальное страхование. Мне потребовалось много времени и сил, чтобы произнести это вслух: “Я безработный”.

Что можно сделать за год безработицы

Вот лишь частичный список того, чем я занимался целый год после увольнения: читал студентам университетский курс, сам взял четыре курса по гуманитарным дисциплинам, закончил писать свой роман, написал несколько статей для издания “Калькалист”, был инструктором группы по робототехнике, начал делать подкасты (записал 20 выпусков). Кроме того, я постоянно готовил обеды для детей, ходил на море и общался с друзьями. В прошлом семестре я взял курс о французском кино у легендарного телеведущего Эммануэля Гальперина.

У меня нет иллюзий. Я привилегированный человек. Далеко не каждый может позволить себе сидеть целый год дома. У меня прекрасная жена, которая хорошо зарабатывает в том же хайтеке. У нас есть сбережения, которые мы накопили за многие годы нелегкого труда. Мне повезло, что я вырос и сформировался как профессионал в те годы, когда можно было сэкономить значительные средства. Большинству израильтян подобная роскошь уже и не снилась. Условия на израильском рынке труда с каждым годом становятся все жестче, отпускных дней слишком мало, а те, что есть, не совпадают с детскими каникулами, что становится настоящей бедой для родителей. От людей требуют трудиться сверхурочно, а высокая стоимость жизни не позволяет им отказываться от дополнительной работы. И это мы еще не касались возраста выхода на пенсию, который будет повышаться в связи с увеличением продолжительности жизни.

В октябре я снова выйду на работу – новая должность, новая сфера деятельности. Я давно хотел заняться именно этим. Это вызов, но я к нему готов.

Ариэль Грейзас. Источник: Orbita.co.il, Вести Израиль по-русски. (Фото: shutterstock)