День двенадцатый месяца тамуз – это день рождения и день освобождения из мрачной советской Шпалерной тюрьмы предыдущего Любавичского Ребе — р. Йосефа-Ицхака Шнеерсона. Он был арестован представителями ГПУ и Евсекции, которые, не церемонясь и не тратя время на официальные судебные разбирательства, приговорили “врага всех большевиков и коммунистов”, являвшегося оплотом веры и морали, к расстрелу. Только вмешательство “великих” в своем отечестве и недвусмысленное давление заграницы привело к изменению приговора на более мягкий, но не менее смертельный для тяжело больного человека – Ребе предстояло отправиться на 10 лет каторжных работ на Соловецкие острова. И снова вмешательство, и снова давление – и 10 лет превращаются в три года, а жуткие Соловки – в нейтральную Кострому. Не прошло и десяти дней после нового судебного решения, как 12-го тамуза, в день своего рождения, Ребе получил от советского правительства подарок – весть о полном освобождении.
Тора рассказывает нам о двух особенных людях, между которыми было много общего. Они были современниками. Они принадлежали к избранным коленам (один к колену Йеѓуды – родоначальника всех еврейских королей, вплоть до Короля Машиаха, другой к колену Леви – родоначальника всех священников). Но главное – то, что оба не боялись оказаться в ситуации, когда один за всех, а все – по другую сторону от правды.
Первым был Нахшон бен Аминадав, один из шестисот тысяч взрослых мужчин, стоявших на берегу моря между едва покинутым Египтом и еще не достигну-той Страной Израиля, слышавших за спиной все более отчетливый звук приближающейся погони и задавшихся вечным вопросом: “Что делать?”. Шестьсот тысяч евреев и всего четыре мнения на всех – это уже достижение. Но ни одно из этих мнений не несло оптимизма. Сдаться в плен и вернуться к привычному рабству в стране пирамид? Голыми руками отражать атаку фараоновых орлов и гордо погибнуть в бою? Броситься в море навстречу прожорливой волне? Или (вот не-плохая идея!) вознести Творцу молитвы о спасении?
Какой из вариантов выбрал Нахшон? Пятый! Без рассуждений о том, к чему обязывает природа вещей, стратегия и тактика, он просто пошел в море, но не тонуть, а продвигаться к вожделенной горе Синай и обещанному дарованию Торы. А как иначе? Ведь если Всевышний при-казал идти, значит это возможно, даже по дну морскому. И когда он рисковал уже захлебнуться очередной набежавшей волной, море расступилось перед натиском его могучего духа, и все евреи пошли за ним. Все – за одним!
Второй яркой личностью оказался Пинхас бен Эльазар, один из шестисот тысяч взрослых мужчин, стоявших и смотревших, как высокопоставленный наглец попирает всё, что свято для народа Израиля: мораль, достоинство, главу поколения, Тору и Самого Б-га, гнев Которого незамедлительно изливается на молчаливых очевидцев кощунства смертельным мором. Пинхас прервал всеобщее оцепенение, когда “народ безмолствовал”, и, не считаясь ни с разумом (ведь их так много, а я маленький такой), ни с природным отвращением к жестокости, своей рукой покарал богохульника и оградил своих братьев от смерти. Один – всех!
Что еще общего между этими двумя евреями? То, что в ту неделю, когда мы читаем историю Нахшона, поднялась к своему Творцу святая душа Ребе Раяца. В ту же неделю, когда мы открываем страницы, повествующие о Пинхасе, Ребе Раяц родился. Наверное, поэтому Всевышний распорядился так, что Ребе очень часто приходилось оказываться одному в то время, когда остальные опускали руки перед лицом стихии, опасности или жестокости врагов.
Возможностей для этого было предостаточно, в какое бы время и в каком бы месте Ребе ни находился. Россия царская, Россия большевистская: Любавичи, Ростов, Москва, Петербург и Ленинград (это два совершенно разных города, чтоб вы знали), Кострома, Малаховка. А дальше Латвия, Эрец-Исраэль, Польша, Америка, не считая городов и весей, в которых Ребе оказывался проездом. И не только в вышеперечисленных местах, но даже там, где Ребе вообще никогда не бывал, он буквально раздвигал моря и горы (несмотря на всевозможные политические, идеологические, психологические и экономические препятствия, которые захлестывали его беспощадным потоком) и открывал официальные и подпольные: миньяны и синагоги, хедеры и йешивы, столовые и миквы, издательства и библиотеки. А также разные комитеты, сообщества, трудовые артели, где еврей смог бы заработать, и поселения, где еврей смог бы жить, оставаясь при этом самим собой и соблюдая заветы Творца.
