Ханания родился в 1900 году в Самарканде в религиозной семье, Баруха и Рахель Устониязовых. Его отец принадлежал к старой династии рода Пинхасовых, одна ветвь которых была потомственными мастерами, красильщиками тканей. Фамилию Устониязов унаследовал от прадеда, бывшего хорошим знатоком своего дела. Мусульманское окружение называло его на свой лад – Ниёз. Со временем обращение усто-Пинхос перешло в прочное усто-Ниёз (мастер Нияз). Мать Ханания из рода Батуровых. До Рахели Барух был женат на Сорах, дочери Якова Тахалова из Бухары. Молодая женщина умерла во время очередной эпидемии тифа, оставив после себя сына Сиона и дочь Малко. Рахель родила Баруху двух сыновей: Ханания и Нерия. В детстве, как многие сверстники, Ханания посещал «хомло» – начальную религиозную школу. Он рос трудолюбивым и смышлёным мальчиком, был хорошим сыном и опорой для родителей.
В начале двадцатых годов прошлого столетия, после погрома, устроенного басмачами в Коканде, в Самарканд хлынули беженцы. Среди них была семья богатого человека, Хаима акоена Аулова, разграбленного и зверски убитого во время погрома. Его жена Эстер с несовершеннолетними детьми, смертельно напуганная, чудом бежала в Самарканд. Девочка Ксио (Блория) была младшей, ей было всего 13 лет, когда от печёночной недостаточности, умирает мать (38 лет). Светловолосая и голубоглазая красавица Ксио становится судьбой Ханания, они поженились в 1922 году.
«Ханания хорошо сложился здоровьем, вырос, стал высоким и стройным молодым человеком. Помимо светлого ума Б-г одарил его неуёмной физической силой. Гордостью «Боги подшои» (царского сада) Самарканда в 20-е годы были четыре богатыря, мастера национальной борьбы «Кураш», которым не было равных в то время. Это – Залман Тамаров, Залман Кусаев, Рубен Алаев и Ханания, они никогда не давали в обиду своих единоверцев и зорко охраняли их от многонационального окружения». Так записано в дневнике его брата Нерия.
С приходом Советской власти, в Средней Азии развернулась компания по ликвидации безграмотности. Открылись школы для детей и курсы для взрослых. Прошедшего несколько курсов Ханания приняли учиться в автошколу, после её окончания он попадает в группу первых молодых водителей в Самарканде, где были и бухарских евреи. В 1929 году древний кишлак Душанбе получил статус города и был переименован в Сталинабад. В молодом и бурно строящемся городе нужны были специалисты разных профессий. Ханания находит хорошо оплачиваемую работу в развивающейся республике Таджикистан и в том же году, с женой и двумя маленькими детьми, переезжает в Сталинабад. К тому времени уже опытный водитель, он успешно справляется с поставленными задачами, становится бригадиром и начальником колонны. Заметив незаурядные организаторские способности молодого человека, в 1934 году наркомат (с 1947 г. – министерство) транспорта назначает его заведующим одной из автобаз грузовых машин. В 1941 г. Ханания был призван в армию, но воевать ему не пришлось, в самую последнюю минуту, особым приказом, он был снят с поезда и направлен инструктором в школу по подготовке трактористов и водителей, уходивших на фронт.
После окончания войны Ханания основательно возвращается к вере отцов и становится глубоко верующим человеком. Он оставляет водительское дело и переходит в систему торговли. Несколько лет держит цех по обработке кокона. Судьба не очень баловала людей того поколения, многие искали лучшей доли. В начале 50-х он, отец уже большого семейства (9 детей), в поисках заработка уезжает в Узбекистан. Открывает с сыном Моше сундучный цех, сначала в районных центрах Сурхандарьинской области, потом с женой и младшими детьми перебирается в Термез. Первые годы продолжает изготавливать сундуки. Но потом открывает магазин строительных материалов на городском рынке, рядом с чайханой. Коренные жители, узбеки и таджики его обожали, он блестяще владел их языками и хорошо чувствовал менталитет. Имея поэтическую натуру, цитировал поэтов Востока, и не страшась властей, с трепетом и открыто говорил о величии святой Торы.
Ханания был великолепным рассказчиком. Люди толпами окружали его и, распивая зелёный чай, с удовольствием слушали своего усто-бово (старого мастера). В 1963 г. атеистическая власть не простила вызывающе ведущего себя религиозного Ханания. Никакие беседы и угрозы работников органов не могли остудить религиозного пыла уже немолодого человека. Его осудили на два года, сфабрикованное дело подвели под статью со следующим определением: «За знахарство, агитацию по созданию синагоги и за идейное разложение советской молодёжи».
Его старший сын Ильяухаим подал апелляцию и упорно боролся за освобождение отца, часто ездил в Москву и наконец вырвал его из-за решётки. Старика освободили досрочно. Но после заключения Ханания не хотел оставаться в Термезе, он вернулся в Душанбе. Через определённое время, поехал учиться в йешиву при синагоге на улице Архипова в Москве, где получил право резника и моэля (право делать обрезание). Он ездил по небольшим городам и районам, где жили бухарские евреи, забивал скот, резал птицу и делал детям обрезание.
«В 1973 г. дядя Ханания приехал к нам после завершения своей работы в Карши, его рекомендовали видные люди той общины и среди них талмудист Яхиэль Зиркиев. Шахрисабзские евреи ждали его с нетерпением, позже мне стало известно, что Ханания, каждый год выполняя свою миссию, делал круиз по Средней Азии. Он вложил огромную лепту в то, чтобы евреи могли есть кошерное мясо и делать обрезание детям и внукам. На удивление общины, денег он не брал, просил, чтобы отдали в кассу синагоги и распределили нуждающимся. На то время в городах и селениях, почти не осталось раввинов, многие умерли, а остальные уехали в Израиль». Так рассказывает Дони Исраэлов, в настоящее время живущий в Израиле.
«Дядя Ханания останавливался в доме Шора бово – Рахмина Натанова, днём занимался своими обязанностями, а вечерами толковал главы из Торы. У него был особый дар, – прекрасное умение выражать свои мысли, его слова доходили до самого сердца. И молодёжь Шахрисабза, и взрослые люди, каждый вечер спешили на его уроки.» Вспоминает Исраэль Якубов из Тель Авива.
В 1970 г. из Москвы в Душанбе Ханания привёз специальную механическую машину для изготовления мацы.
«Маца изготавливалась во дворе у Рибихая Мошеева (Аёс) под навесом, окна синагоги выходили в этот двор. Я тогда был в бригаде у старца Ханания. Несмотря на возраст, человеком он был весьма энергичным и изобретательным, очень хорошо ладил с нами, молодыми.» Говорит Абохай – Алик Заибов, ныне живущий в Нью Йорке.
Вспоминает Юрий Аясов из Вены: «Мы делали мацу, это была весна 1971 года, мне было интересно работать под началом Ханания Устониязова, он был хорошим организатором, создал настоящую артель. Я был свидетелем того, как рука старика попала под пресс машины, кисть была раздроблена, но ни единого стона мы не слышали. После выздоровления он передал машину и всё дело по выпечке мацы будущему раввину Илюше Абдурахманову.»
Из дневника Яира Ахунова:
«Власти в Душанбе “очень любили евреев”, поэтому под кладбище выделили участок на крутом холме. Летом как-то справлялись, а вот осенью, весной, и особенно зимой было очень не просто донести покойника в дождь и в стужу к месту назначения. Гроб брали на плечи крепкие парни, и среди нас постоянно был дядя Ханания, он всегда нёс гроб сзади, и мы были спокойны за процессию. Будучи уже пожилым человеком, от этой мицвы он никогда не отказывался. Дядя Ханания был членом двадцатки в правлении общины Душанбе.»
Когда открылся железный занавес, Ханания долго добивался выезда из СССР, и в 1977 г. вместе с семьёй он прибыл в Израиль. Его вековая мечта – «В следующем году в Иерусалиме», сбылась. Он был счастлив, что свободно может молиться, соблюдать заповеди и главное – кругом евреи, и они на своей святой земле. Он объездил все святые места, искренне плакал у могилы праведников и благословлял память о них. Его восхищению достижениями Израиля не было конца, он гордился единственной, долгожданной и свободной страной для своего народа.
Но, к сожалению, времени на земле Израиля ему было отпущено немного. В 1980 г. (бет бетевет) Ханания погибает в автокатастрофе вблизи Нетании. И вот уже 40 лет его прах покоится в Иерусалиме на холме «Гиват Шауль».
«Ханания был человек прямой, там, где истина – бескомпромиссный. Благотворительность в его жизни занимала особое место. Он никогда не гордился ни ростом, ни силой, ни красноречием, всегда утверждая, что всё, что дано нам Б-гом, должно служить освящению его имени. Ханания вдумчивый и любознательный, умел внимательно слушать, а это большое искусство, он был всегда желанным гостем в моём доме.» Так говорил о нём, ныне покойный, учёный биолог, востоковед и журналист Ицхак Мавашев.
«Ше ийе зихро Барух».
Текст составил Шломо Устониязов
