Год назад, 7-го августа в Иерусалиме похоронили р. Адина Штайнзальца.
В Хабаде по традиции днем в последний день Симхат-Тора после молитвы Шахарит делают перерыв. Всех приглашают на фарбренген. Времени мало, надо закончить фарбренген так, чтобы успеть помолиться Мусаф с молитвой о дожде, криат Тора, Изкор, Минха и успеть еще прийти домой на праздничное застолье.
Многие годы я приходил молиться в синагогу “Цемах-Цедек” в Старом городе Иерусалима. Там к столу фарбренгена садились три великих мужа: рав А. Штайнзальц, проф. И. Брановер и Питер Калмз. Три друга, ставшие хасидами каждый своей дорогой.
Рав Адин Штайнзальц родился в ассимилированной русско-еврейской семье. В 30-х годах семью забросило в Израиль. Но в доме витал дух Бунда, социалистов, демократов, большевиков. Ели борщ, щи, окрошку, черный хлеб. Юношей Адин тянулся к учебе в йешиве. В хабадскую йешиву в Лоде он попал в самое чарующее время. Из России приехали лучшие студенты и учителя. Йешива расположилась в арабском заброшенном доме посреди пардеса. Любопытный юноша впитал в себя все рассказы, историю, нормы поведения, стиль учебы хасидута и Талмуда. Повзрослев, он женился на девушке из Парижа, Азимов. Семья Азимовых тоже из России. Брат невесты Муля сделал полную революцию среди евреев Франции. Интересно, что Муля и его жена родились в Самарканде, а реб Ѓилель Азимов, их отец, будучи сиротой, воспитывался в доме дедушки моей жены реб Довида Киевмана (Городокера). Я слышал от Адина много рассказов о дедушке.
Вторым был проф. Ирмеяѓу Брановер, еврей из Риги. Когда в семье Германа и Фани родился сын, он, несмотря на большой риск, пошел в синагогу Риги искать моѓеля. Здесь он и встретил хабадников, которые помогли сделать брит, и началось приближение проф. Германа к иудаизму. К приезду в Израиль это был хабадник в полном смысле слова. Дай Б-г ему здоровья и долгих лет жизни.
Третьим был Питер Калмз, бизнесмен из Англии. Подружившись с хабадниками в Лондоне, он поехал с визитом в Нью-Йорк к Ребе. При встрече с Ребе Ребе ему рассказал, что он, Питер, из известного хабадского рода, что раввин Кфар-Хабада Ашкенази – его близкий родственник. Всё это перевернуло в Питере как он смотрел на мир, и он стал соблюдать мицвот, жертвовал большие деньги на Хабад.
Вот эти три мужа сидели за столом на фарбренгене в синагоге “Цемах-Цедек”. Все говорили “лехаим”. Все произносили речи о том, что они слышали от Ребе, о хасидуте, Торе и науке. В своих речах они поднимались выше и выше. Поднимали и нас, которые их слушали. “Лехаим”, песни, атмосфера подъема – это надо видеть.
В апогее застолья все трое, обнявшись, взбирались на стол и, обнявшись, танцевали, пока крышка стола ломалась и все трое опускались на пол. Мы произносили биркат ѓамазон и бежали в синагогу на криат Тора и окончание молитвы.
Так продолжалось годы. Когда наступили другие времена, проф. Брановер заболел и переехал к сыну в Нью-Йорк. Он звонил мне и просил заменить его в танце. Затем умер П. Калмз. Я ходил молиться в “Цемах-Цедек”. На фарбренгене взбирались на стол вместе с рав Штайнзальцем и Питером Калмзом, а когда он умер – с бизнесменом из Аргентины Эдельманом. Мы втроем танцевали, но сломать стол было не в наших силах.
Бецалель Шиф
